У реки
История одного дома
Действующие лица:
Первое действие
НИКОДИМ ТРОШЕВ, крестьянин
ГЛАША ТРОШЕВА, его жена
АКСИНЬЯ, их дочь
АННА, их дочь
ДАРЬЯ, мать Никодима
ФРОЛ ИВАШКИН, лавочник, бывший белогвардеец
ДУНЯ, его жена
КУЗЬМА, батрак
ИГНАТ, его сын
ПЕТР ИВАНОВИЧ СЕМЕНОВ, уполномоченный из района
Действие проходит в 1930 году, в деревне Лосьва.
Второе действие
МАРИНА ИСТОМИНА
ЛИДИЯ ИСТОМИНА
КОЛЬКА ДЕМИН, одноклассник Марины
МАША, подруга Марины
ЛАРИО ЛУКИСЛО, гость из Финляндии
ФЕКЛА, бабушка Кольки
Действие проходит в наши дни, в той же деревне.
Действие I
Картина 1
В новой избе. На лавке сидит Глаша, качает ребенка. Слышно, как где-то под окном тихонько журчит вода.
ГЛАША (поет)
Летит голубь, летит сизый
Летит по задворкам…
(Тихо.) Что, спишь? Эх ты, сопящий нос… Плачешь бесконечно. Небось, хорошо спится в новом доме? Подожди, скоро жить сюда перейдем. Эх, Тимка, я бы отсюда не выходила… Ишь, как светло вокруг, пусть наша жизнь здесь такой же светлой будет. Да только ох… (Входит Никодим, в руках держит дощечку.) Ой, а тятя твой не ходит — летает…
НИКОДИМ (примеряет дощечку к стене). Полку надобно прибить!
ГЛАША (шепотом). Тихо! Разбудишь дитя! Еле усыпила.
НИКОДИМ (садится рядом с Глашей). Глашка, дом-то у нас с тобой какой! Жить будем!
ГЛАША. Ой, Никодимушка! Да так бы, да ведь время какое накатило… Советы-то отнимают все… Какие-то колхозы, говорят, будут. Сердце у меня не на месте. Дом-то сколько лет строили, отнимут, поди…
НИКОДИМ. Не каркай! Недолго им осталось, Бог не даст нас в обиду.
ГЛАША (всхлипывает). Хорошо бы, если так…
НИКОДИМ. Да ты не бойся. Ни в какой колхоз я не пойду, продержимся пока, с Фролом вместе. Не одолеют, лешие… Я дойду до Москвы, но найду справедливость в этом мире.
ГЛАША. Приснилось, опять же, плохое… Будто мы с тобой от земли оторвались и улетели вдвоем… Не к добру…
НИКОДИМ. Глашка! Дура-баба… (Прижимает ее к себе.) Трясешься, как заячий хвостик. Ну-ка, кто у нас в доме хозяин, а? Твое дело в доме вертеться, за детьми глядеть, а как жить — об этом сам буду думать, поняла? (Гладит ее по спине.) На следующий год ульи куплю… О-о, вот от пуза медку-то налакаетесь… Буду в город возить, продавать, он денег стоит… Купим тебе одежду новую в городе, боты справим.
ГЛАША. Да зачем мне, есть же все.
НИКОДИМ. Но-но… не перечь мужу — сказал, купим.
ГЛАША. Никодимушка, боязно. У Пантелея все вынесли из дома, самого увезли куда-то. Семью, мол, в Гайны…
НИКОДИМ. Хватит причитать. Между родительскими субботами в новый дом не переезжают — надо успеть. Послезавтра тогда, готовься.
ГЛАША. Да я уж все давно собрала. Мама говорит, на новую луну нужно.
НИКОДИМ. Я и говорю, подходящий день. Здесь все готово. Печь сбили, петуха не муровали, конечно, а гладкая получилась. Дед рассказывал, в старом доме печь сбивали, так петуха совали внутрь. Не задохнулся, говорит, достали и тут же зарезали-сварили…
ГЛАША. Сказать хотела…
НИКОДИМ. Чего?
ГЛАША. Аксинька наша опять поздно пришла, в чулан ночью залезла, я слышала. С Игнатом, сыном Кузькиным, путается, видать.
НИКОДИМ (забивая доску). Вожжи вон на стене висят, попадется мне, бесстыжая…
ГЛАША. Девке-то уж за двадцать, а все одна. У меня в ее годы уже двое их было…
НИКОДИМ. Не пропадет.
ГЛАША. Так я говорю, может, за Игната выйдет, тогда не тронут нас? За бедняка пошла, мол… А, Никодимушка?
НИКОДИМ. Посмотрим там, как Бог даст... Ну, пойдем домой.
В дом заходят Петр Иванович и Игнат.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Здравствуйте. Мы вот с Игнатом из района едем, смотрим, ворота у вас открыты. Неужто, думаю, Никодим в новый дом переехал?
НИКОДИМ. Нет еще.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Все один. Слишком близко дом-то к воде поставил. Смотри, чтоб не смыло хозяйство, да и тебя вместе с ним...
НИКОДИМ. Не смоет, Бог нас не даст в обиду, а что один, так что ж, руки-ноги целы, работать могу, семья большая, кормить надо.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Так-то оно так... Ну а подумал? Вступишь все же в колхоз, может, Никодим? Советская власть за крестьян борется, чтоб жизнь их лучше была, легче. Вместе работать сподручнее…
НИКОДИМ. Мне и так живется не худо.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Завтра собрание, будем принимать новых членов.
НИКОДИМ. Иди-ка ты, Петр Иванович, своей дорогой, куда шел, а мне некогда.
ПЕТР ИВАНОВИЧ (тихо). Эх, Никодим, мы ведь росли вместе. Я с тобой сейчас не как должностное лицо разговариваю, а так…Чего ты уперся, не видишь, что творится? На Фрола смотришь? А мы знаем, на какие деньги он лавку открыл: грабил честный народ, белогвардейская морда… Пришлый он человек. Ему конец, а ты еще можешь себе помочь. У тебя дети, им жить дальше. (Громче.) Вон, Игнат комсомольскую ячейку организует, Аксинья твоя толковая девка…
НИКОДИМ. Ты Аксиньку не трожь, девке что надо? Замуж выйдет и все.
ИГНАТ. Дядя Никодим, так перед нами открываются новые пути-дороги. Учиться надо и строить новую жизнь.
НИКОДИМ. Ты еще тут смеешь голос подавать, сопляк!
ПЕТР ИВАНОВИЧ. Хватит! Пойдем, Игнат. Никодим, я тебя в последний раз предупредил, все же с детства тебя знаю. Пожалеешь много раз… Эх! (Выходят.)
Картина 2
В старом доме. Никодим, Глаша, Аксинья, Анна, Дарья держит ребенка.
ДАРЬЯ. Я сколько раз говорила — пораньше, с утра надо было выходить, чтоб дурной человек дорогу не перешел.
ГЛАША. Мам, так не успела собрать все…
НИКОДИМ (строго). А кто мне тут три дня плел, что у нее все готово?
ДАРЬЯ. Шевелиться нужно быстрее, дочери твои дрыхнут до полудня, ночью шастают…
НИКОДИМ. Хватит! Трогаемся…
Все встают.
НИКОДИМ. Кто ходит?
ГЛАША. Бог ходит.
НИКОДИМ. Кого водит?
ГЛАША. Мишкич Никодима.
НИКОДИМ. Куда ведет?
ГЛАША. В новый дом заводит.
Все крестятся. Никодим засовывает за пояс топор, берет из-за печки лапоть, отдает Дарье. Глаша берет сельницу. За ними идут дочери — одна несет ребенка, другая кринку. Все собираются выходить. Заходит Кузьма.
ДАРЬЯ (машет перед ним кулаком). Окаянный ты! Зачем поперек дороги? Не знаешь, что ль?
КУЗЬМА. Да чего вы копаетесь? Утро, а уже туча вон накатила. Мне, что ль, это все надо?
НИКОДИМ. Ну-ка, отойди.
КУЗЬМА. Так промокнет … Добро-то ваше, не мое.
Все выходят на улицу. Слышно карканье вороны и гром.
ДАРЬЯ (крестится). С утра гремит, что ж это? Ой, не к добру.
Картина 3
В новом доме, те же.
НИКОДИМ (перед дверью). Дедко-летко, слушай меня. Не балуйся, не бегай, не носись, куриц не пугай, дом оберегай. (Втыкает над дверью нож.)
Первой заходит Дарья, с лаптем.
ДАРЬЯ. Ну, домовой, в новый дом перешли, смотри за домом. (Засовывает лапоть за печь, берет ребенка и садится на лавку.)
Никодим, Глаша, Аксинья, Анна заносят вещи.
НИКОДИМ (в окно). Кузька! Ты чего расселся? Ну-ка помоги, сундуков вон сколь…
КУЗЬМА (с улицы). А я не нанимался зазря работать…
НИКОДИМ. Ишь, как он стал выступать! Раньше в ногах валялся. (Выходит и заносит большой сундук, с шумом ставит в угол). Еще два больших сундука, их в чулан.
Заходит Кузьма, заносит узлы, бросает на лавку.
НИКОДИМ (Кузьме). Вот приползешь ты весной, зерно просить в долг, дам я тебе… Долго будешь ждать.
КУЗЬМА. А я и не приползу, меня завтра обещали в колхоз принять, ты мне не указ теперь.
НИКОДИМ. Ате-те! Колхозник он… Свой-то кус земли не можешь вспахать толком, от лени треснешь скоро. Посмотрю я, что из вашего колхоза выйдет.
КУЗЬМА. Я вот что тебе скажу, Никодим: отдай все свое добро, отнимут же… А налогов втрое больше навешают.
НИКОДИМ. Грамотный какой стал! Тебя забыл спросить, что мне делать. Угрожает тут еще, собака…
КУЗЬМА. Вчера вон Лунегова и Пантелея увезли в район, семьи на улице остались. Пантелеиха на всю деревню воет с детьми, да и не жалко. Кровушки сколько попили нашей, морды кулацкие!
НИКОДИМ. Да Пантелей-то и батраков не нанимал, сам горбатился, у него и хлеба лишнего никогда не было. Детей бы пожалели, уроды.
КУЗЬМА. Кулацкое отродье…
НИКОДИМ (хватает Кузьму за загривок и выталкивает за дверь). Катись отседова!..
КУЗЬМА (из-за дверей). А кто мне обещал заплатить? Я что, зря тут кочевряжился?
НИКОДИМ. Катись, сказано! Проси в колхозе, они заплатят!
Аксинья заносит короб с посудой.
АКСИНЬЯ. Тятя, зачем ты так с Кузьмой, он ведь плохого ничего не сделал.
НИКОДИМ. А ты что там попискиваешь? Породниться с ним хочешь?!
АКСИНЬЯ. Тятя…
НИКОДИМ. Что «тятя»?! Думаешь, я не знаю, что сынок его, Игнат, вокруг тебя крутится? В подоле принесешь скоро?! Шкуру спущу…
АКСИНЬЯ (смахивая слезу). За что ты так со мной? Я постарею скоро, а все одна…(Выходит.)
ДАРЬЯ. Разбудили дитя, нехристи! (Качает ребенка.) Ты чего, Никодим, как собака, лаешь с утра пораньше? Век же ругань в новом доме будет! Девка и правда засиделась.
НИКОДИМ. Я дочь свою за голь всякую не выдам.
Заходит Глаша.
ГЛАША. Никодимушка, мы там разгрузили телегу. Кузька убежал, самому теперь придется туда-сюда ездить.
НИКОДИМ. Сейчас… Ты сбегай до Фрола Саввича, он в лавке, наверное. Пусть вечером придут до нас, стол соберем. Скажи, поговорить надо, да и новоселье у нас. (Выходит.)
Глаша выходит следом.
ДАРЬЯ (качает ребенка). Ох-ою, да-ою, наш Тимошка спит. Ну вот, Тимка-а, Бог нас не забыл, дал нам счастья — в новом доме пожить. Не плачь. Будешь плакать — волкам отдам. Слышишь? Воют за темным лесом… Мяска бы поесть, кровушки попить, слезы текут, много слез… Слышишь? Слышишь, как текут? У-у-у… Ну не бойся, не бойся, бабушка с тобой, я всегда с тобой буду… Да не отдам никому, ягоду-малинку нашего, хорошего, пригожего… (Уходит с ребенком.)
Входят Аксинья и Анна, заносят одежду.
АКСИНЬЯ (кидает одежду на пол и начинает плакать). Сбегу! Сбегу, Анка, из дому!
АННА. Куда ж ты сбежишь, дура? Игнат хоть и хороший парень, но ведь он батрак! У него ломаного гроша нет за душой.
АКСИНЬЯ. Да сердце у меня прямо выскакивает из груди… Пусть батрак… Он говорит, что жизнь другая сейчас будет, все равны будут и вместе работать будут!
АННА. Все равны? Не могут быть все равны! Тятя вон работает день и ночь, мы и живем лучше… А Кузьму тятя лентяем обзывает, значит, так и есть.
АКСИНЬЯ. Вот за мной бы тятя приданое дал если… Анка-а-а, как мне без него жить? Люблю я его! (Плачет.)
АННА. Не вой, дура…
АКСИНЬЯ (хватает ее за руки). Вечером выйдешь со мной? Меня одну не пустят, с тобой пойдем, белье полоскать. Ты покараулишь, пока мы с Игнатом поговорим, мы недолго.
АННА. Знаю я, как вы недолго, — прилипните друг к другу на полночи.
Слышен плач ребенка.
ДАРЬЯ (выходит). Чего стали, как истуканы? Иль работы вам мало?
Заходит Глаша.
ГЛАША. Отец скоро подъедет, идите разгружайте. Я пойду, надо собрать на стол, Фрол с Дуней обещались вечером прийти.
Картина 4
Там же. Вечер. Глаша накрывает на стол, входит Никодим, заносит табуретки. Дарья с ребенком на руках.
НИКОДИМ. Не успел сегодня в поле выйти. Фильку с женой отправил жать, он хоть рот не кривит, как Кузьма, — работает… Дочери твои где?
ГЛАША. Отправила на речку пеленки сполоснуть, самой-то когда.
НИКОДИМ. Ты смотри, глаз да глаз за ними нужен. Завтра с утра поеду на мельницу. Одному придется ехать. Если девок с собой взять?.. А-а, какой от них толк! Вот Тимка вырастет, помощником будет! (Смотрит на ребенка.) Чего рот-то кривишь, наследник?
Заходят Фрол и Дуня. Фрол держит патефон, у Дуни в руках корзина.
ФРОЛ. Здорово живете, коми-пермяки!
НИКОДИМ. О-о, Фрол Саввич, заходи! И ты, Евдокия, садись. Ждали-ждали…
ФРОЛ (ставит патефон на лавку). Вот! Второй десяток здесь живу, и второй десяток эта штуковина в чулане пылится, боевой трофей! Эх, были времена… (Смеется.) Вам принес, подарок это. Пусть счастья в доме больше будет! Дунька! (Машет рукой.)
Дуня достает из корзины и ставит на стол бутыль с вином и еду.
НИКОДИМ. Да зачем ты, Фрол Саввич, так беспокоишься?
ФРОЛ. Нельзя с пустыми руками в новый дом…
НИКОДИМ. Да вы садитесь, садитесь за стол. Устал, поди, Фрол, весь день на ногах, везде надо успеть — и в поле, и в лавке…
ФРОЛ. Плохо товар стали раскупать.
НИКОДИМ. Ты уж все смолол, поди?
ФРОЛ. Да где ж? Вдоль леса и не сжато еще — некому работать, сам знаешь.
НИКОДИМ. Знаю. Времена худые настали, Фрол Саввич. Бога прогневали чем-то мы, грешные.
ФРОЛ. Жить все равно как-то нужно, Никодим…
Сидят молча. Слышно, как журчит вода.
ГЛАША (выходит). Ну что же вы? Угощайтесь, чем богаты…
Все двигаются к столу.
ФРОЛ. Филька вчера у меня работал, рассказывал про собрание. Уполномоченный из Кудымкара выступал, агитировал в колхоз, мол. Грозился, кто не вступит, выделить землю подальше, да еще налоги в три раза увеличить.
НИКОДИМ. Вот ты скажи, Фрол Саввич, почему я должен все отдать, все, что нажил трудами своими, а лодыри, которых с печи не выгонишь, будут смотреть, как мы работаем? Ну, допустим, я батраков нанимаю, так деньгами не обижаю их. А сам? Мой отец пахал всю жизнь, да и я с утра до вечера…
ФРОЛ. У них одна выгода — на нашей шее сидеть.
НИКОДИМ. У Кузькиной лошади и хомута-то нет, телега развалилась, а чинить-то лень.
ФРОЛ. Что они могут сдать в свой колхоз — штаны дырявые?
ГЛАША. Батюшки, вы кушайте, кушайте. (Дуне.) Евдокия, ты чего пригорюнилась?
Никодим разливает вино.
НИКОДИМ. Ну, пусть нас все плохое стороной обойдет.
ФРОЛ. Как говаривал наш унтер-офицер, как по маслу пусть жизнь катится. (Выпивает.) Сколько мы их передушили в восемнадцатом году — не смогли прижать до конца. Живучие, кровопивцы… Чем матушка-Рассея так Бога прогневала, что напасть такая на нее случилася…
Дуня начинает читать молитву.
ДУНЯ. Спаси, Господи, люди твоя, и благослови достояние Твое, победы православным крестьянам и сопротивныя даруя, и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство. (Крестится.)
Все крестятся.
НИКОДИМ (Фролу). Ишь, какая жена-то у тебя ладная, молоденькая. Где ж ты такую нашел, а? Давно уж тут живет, а на баб наших не похожа совсем. Да и сам ты из другого теста…
ФРОЛ (выпивает). Да не надо было далеко ходить. Жизнь нашу солдатскую она облегчала, всегда рядом была, чтоб мы от тоски не сдохли да не засохли.
ДУНЯ (встает). Фрол, перестань… Ты ведь знаешь — как выпьешь, себя не помнишь…
ФРОЛ. Что?! Рот закрой, стерва! Хе-хе, что, Дунька, жизнь свою сладкую вспомнила? (Хлопает ее ниже спины.) Она и спляшет, и споет, и юбчонку задерет.
Дуня садится и закрывает лицо платком.
НИКОДИМ (наливает вино). А ты, Фрол Саввич, как в армию колчаковскую попал?
ФРОЛ. А так и попал… (Выпивает.) Я приказчиком был, на заводе, в Перми. Советы нагрянули, так одна дорога осталась — под командование Александра Васильевича Колчака, за царя-батюшку да за Россию-матушку. (Сжимает голову руками.) Эх-х!
ДУНЯ (вдруг запевает)
Взойду я, млада, на крутой угор.
Погляжу, млада, на зеленые луга…
ФРОЛ. Ой-й-й! Дунька, не вой! И так тошнит от этой жизни… Докатилися… Ну-ка! (Встает, идет к патефону, крутит ручку, начинает играть танго, слышна запись песни «В далекой знойной Аргентине…».) Что, Дунька, забыла давно минувшие дела? Ну-ка, давай сюда! (Дергает ее к себе и, шатаясь, делает несколько движений танго, затем отталкивает ее. Дуня падает, медленно встает, вытирает слезы, садится на лавку.) Эх, Никодим, видать, конец нам, и ничего ты уже не сделаешь! А знаешь, что? Мне мое богатство легко досталось, легко и расстанусь. Сам попрошусь к ним, в колхоз их… Буду тихонько изнутри грызть, сразу не поймут, внутри яблочка червячка не сразу приметишь… Ты тоже давай! (Выпивает.)
НИКОДИМ. Я сдохну лучше! (Выпивает.) Пусть попробуют подступиться, собаки!
ГЛАША. Никодимушка, тихо ты, услышит кто! У тебя дети…
НИКОДИМ. Молчи, баба! Что ты понимаешь!
ДУНЯ (нервно смеется). А меня не найдут! Я спрячусь, за тюками!
ГЛАША (испуганно). Евдокия, ты чего?! Ой… Что-то ведь неладное с бабой... Евдокия, ты садись… (Берет ее за руку.)
ДУНЯ (вырывает руку). У нас дом был большой, двухэтажный. У отца лавка на первом этаже была. Там лежали тюки с тканями, сундуки с кружевами да шляпками. Я, бывало, прибегу из гимназии и давай с братиком играть, за тюки прятаться. А потом пришли они, маму закололи, папу закололи, братика забрали, а меня не нашли. (Смеется.) Ночью вылезла на улицу, смотрю — солдаты… Они мне кашку дали и пожалели… А потом я их жалеть стала… Раны перевязывала… Пятнадцать мне было, дитя неразумное…
ФРОЛ (бьет кулаком по столу.) У-у, сука! Дитя, никем не брезговала… Пожалел тебя, не оставил с голоду помирать. (Вдруг падает на колени и ползет к Дуне, обнимает ее за ноги.) Дунька! Одна ты у меня! Прости меня, жизнь-то давит, давит...
ДУНЯ. Нам учитель в гимназии говорил, что война — это когда один народ на другой нападает, а мы же один народ, а почему тогда война? Что ж все кромсают друг друга! Господи! (Плачет.)
Плачет ребенок.
ГЛАША. Дуня, ты садись, попей кваску! (Подает кружку с квасом.) Грамотная ты, Евдокия, оказалась…
ДУНЯ (всхлипывает). Грамотная…
ГЛАША. Ох-охо! Мало, видать, друг друга рубили. Кто-то еще не насытился, людской кровушки не напился. (Дарье.) Мам, давай Тимку, унесу.
НИКОДИМ (Глаше). Ты ведь породниться хочешь с ними, дочь-то с рук сбагрить.
ГЛАША (со злостью). А я баба-дура, неграмотная, ничего не понимаю! Во время войны в деревню то красных, то белых черт приносил! И те и другие грабили, последнее отнимали... И мне все равно, какая власть, лишь бы дети росли да нас никто не трогал! (Уходит с ребенком.)
Слышно, как журчит вода в реке.
ДАРЬЯ (смотрит в окно). Солнце садится, красным-красно… Стемнеет скоро…
ФРОЛ. Стемнеет… Никодим, ружье-то у тебя далеко?
НИКОДИМ. Да нет, а что?
ФРОЛ. Пойдем на уток завтра!
НИКОДИМ. Да я на мельницу хотел, смолоть бы…
ФРОЛ (задумчиво). Смолоть? Смолоть надо. Все надо смолоть.
НИКОДИМ. Фрол, а может, пошумят и перестанут, все на свое место встанет, а?
ФРОЛ. Может, и так, да только… не так.
НИКОДИМ. Смотри, какой у меня дом, три года строил! Уж для самого солнца дворец, да и только!
Дарья встает с места и начинает петь и плясать.
ДАРЬЯ
Пойду плясать,
Дома нечего кусать,
Сухари да корки,
На ногах опорки.
ДУНЯ (встает, поет-пляшет)
Мой мил постыл,
На печи застыл.
А я кругом бегаю,
Ничего не делаю.
Входят Аксинья и Анна, они смеются, прыгают вместе. Выходит из комнаты Глаша, мужики тоже встают. Стены дома становятся красными от закатного солнца. Все изо всех сил пляшут, все смешивается с криком ребенка из соседней комнаты.
Картина 5
Никодим, Глаша с младенцем, Аксинья, Анна, Дарья, Кузьма, Игнат. Петр Иванович громко читает по бумаге.
ПЕТР ИВАНОВИЧ. «Выписка из протокола № 40 Заседания Коми-Пермяцкого окрисполкома от 18 сентября 1930 года. Председатель: Бондюгов С. А. Секретарь: Власов Г. И. Слушали: Дело кулака Трошева Никодима Михайловича, проживающего в деревне Лосьва. Справка: постановление собрания бедноты от 10 сентября 1930 года и президиума сельсовета. Постановили: учитывая, что в хозяйстве Трошева применялся наемный труд и пределы трудового закабаления бедноты, уклонение от государственных повинностей, умышленное сокращение хозяйства, лишен избирательных прав, поэтому постановление собрания бедноты подтвердить. Кулака Трошева со всем семейством в семидневный срок выселить из Юсьвинского района в Гайнский с конфискацией двух домов с надворными постройками, облигации З, М, К, Х — 25 рублей, коровьей шерсти 8 мешков — 20 рублей, молотилку —100 рублей, овец с ягнятами — 2 рубля, свинью — 5 рублей, 13 куриц — 15 рублей. Всего на сумму 345 рублей. Все имущество передать в ближайший колхоз. Взамен отсуженной лошади выделить из колхоза худшего качества. Постановление объявлено 3 октября, в чем расписываюсь
Уполномоченный упродкома: Семенов».
Все долго молчат.
ГЛАША (причитает). Ой, да куда ж я из дому? С дитем-то!
НИКОДИМ (толкает ее). Цыц, баба!
КУЗЬМА. Ну, окоченели, что ль? Али в штаны наклали? (Хихикает.) Да не бойтесь… Собирайтесь в путь-дорожку. (Дарье.) А ты, старая, чего пасть разинула и расселась? Ты погляди! Валенки надела! Не зима, чай, на улице не холодно. (Срывает у Дарьи с ног валенки.) Мне в самый раз будут, скоро холода. Игнат, ну-ка, часики-то со стены сними…
ПЕТР ИВАНОВИЧ (Игнату). Ну-ка, перестань самовольничать, повесь на место. Они хоть и враги классовые, но по закону все нужно сделать. (Никодиму.) Одежду можно с собой забрать, инструмент, какой сможете увезти. Хлеба на три месяца, посуду, остальное подлежит конфискации. (Выходит.)
КУЗЬМА (выходя, хватает чашку со стола, сует Игнату). На! Поешь! (Снимает со стены часы и выходит вместе с Игнатом.)
Картина 6
Ночь. На берегу реки. Аксинья и Анна тащат узлы. Вдалеке слышен голос Никодима: «Пошевеливайтесь! Наградил Бог жить с одним бабьем в доме!»
АННА. Тятя велел все в маленькую лодку сложить.
АКСИНЬЯ. Ничего не вижу, хоть глаз выколи.
АННА. Аксинька, я боюсь. Почему нам надо бежать из дома?
АКСИНЬЯ. Потому что потому… Тятя наш кулак, все поэтому. Поэтому и мы страдаем…
АННА. Тебе от этого хуже, что ль, что мы лучше других живем?
АКСИНЬЯ. Да я не знаю. Я уже ничего не понимаю…
АННА. Я не хочу никуда из дому уезжать.
АКСИНЬЯ. А кто хочет?
В кустах слышен шорох.
АННА. Ой, там кто-то…
АКСИНЬЯ. Не пищи ты, дура!
АННА. Нечисть какая, а-а-а… (Убегает.)
Из-за кустов выходит Игнат.
АКСИНЬЯ. Игнатушка! Родной ты мой, пришел. Довелось свидеться еще разок. Сбегаем мы, видишь ведь. Как воры какие, ночью.
ИГНАТ. Аксюша, сердце мое, да как же? (Хочет бежать.)
АКСИНЬЯ (удерживает его). Постой! Что, хочешь рассказать всем? Да ты меня хотя бы пожалей! Меня ведь тоже отправят на поселение, а так, может, и подвернется где жизнь-то полегче…
ИГНАТ. Я тебе уж сколько говорю — выходи за меня, и никто тебя не тронет…
АКСИНЬЯ. Да я без благословения отца с матерью не могу, Бог накажет!
ИГНАТ. Бога нет. Есть партия и Ленин. Да ты ведь и так жена уж мне, пойдем сейчас же со мной.
АКСИНЬЯ. Я боюсь…
ИГНАТ (тянет ее за руку). Пойдем! Вчера в сельсовете говорили, что дом ваш беднякам достанется, нескольким семьям. Может, и нам перепадет.
АКСИНЬЯ. Постой! (Бежит к лодке, забирает узел.) Пойдем!
Игнат и Аксинья скрываются в темноте. Выходят Анна, Никодим, Глаша с ребенком на руках. Дарья идет, опираясь на палку.
ДАРЬЯ. Господи! Жила на этом свете, да никогда не думала! Ночью из своего дома сбегаю… На чужбину помирать сбегаю… Не поеду я никуда! Здесь дом мой!
НИКОДИМ. Сколько можно про одно и то же! Сказал, не оставлю я тебя…
ДАРЬЯ. Не поеду!
АННА. А где Аксинья? Не видать ее…
НИКОДИМ. Вот гадина, сбежала все же к Игнатке, видно… Анка, соломы еще притащи, да шевелись! Сухая солома, хорошо запылает. (Разжигает огонь.)
ГЛАША (начинает выть). Ой-й! Да как же это свой дом-то?
НИКОДИМ. Рот закрой, тише, кому сказал! Пусть никому не достанется… Собаки! Думали, так и есть! Взяли?! Вот вам! (Направляется с огнем в сторону дома.)
Навстречу выходят Кузьма и Игнат.
КУЗЬМА. Далеко ль собрались? Ах ты гад! Хочешь имущество колхозное поджечь? Люди!!! Помогите! Сбегают!
Кузьма и Игнат скручивают Никодима. В это время слышен выстрел. Кузьма падает на землю. Игнат с криком «Убили!» убегает.
ГЛАША (держит в руках ружье). У-убила…Человека! (Падает без чувств.)
АННА (трясет Глашу за плечи). Мама! Мама!!!
НИКОДИМ (отталкивает Анну, берет Глашу на руки). Хватит! Торопиться надо, не успеем… Эх, дом не успел спалить… Шевелитесь!
ДАРЬЯ (с ребенком на руках падает на колени). Нагрешили, нагрешили, нехристи! Бог-то отвернулся от вас! Дитя на улицу выкинули! Проклинаю! Проклинаю вас, нелюди!!! Пусть у того, кто придет в наш дом, весь род будет проклят! Всех мужиков, кто жить будет, убьет дом наш! Убьет! Сами вернемся! Мы вернемся. Не плачь, Тимка, я знаю, знаю…
АННА. Баба! Что ты такое говоришь? Тятя, она с ума сошла. Пошли, бабушка! Надо идти, быстрее давай… (Берет у нее ребенка, помогает встать.)
Все скрываются в темноте. Слышен плеск воды.
Действие II
Картина 1
В том же доме, в наши дни. Так же слышно, как журчит вода в реке. Марина подметает пол, в наушниках. На улице кто-то кричит: «Маринка! Маринка, блин! Не слышишь, что ль?! Выйди на минутку!» В дом заходит Маша, у нее через плечо почтальонская сумка.
МАША. Маринка! Глухомань, блин… Марина!
Марина вскакивает от неожиданности.
МАРИНА. Ты что?! Так ведь умереть недолго… Разве можно так человека пугать, ой… (Падает на стул.)
МАША (достает из сумки конверт). На, тебе заказное.
Марина. А ты что, сегодня почтальоном решила подработать? (Распечатывает конверт и читает про себя.)
МАША (машет рукой). Да, вместо матери, жалко ее, утром встала — ноги болят. (Садится.) Устала. С Колькой Деминым утром уехала, на мотоцикле.
МАРИНА. Ой, не говори мне про него… Вчера идет навстречу, говорит, приду свататься, с бабкой, жди. Мудак…
МАША. Да он со школы по тебе сохнет, будто не знаешь. (Потирает ухо.) Так гудит, мотик паршивый, аж уши заложило. Сам я, говорит, к зубному еду, а я с почты выхожу, он навстречу бежит, в каждой руке по банке пива. Сейчас, говорит, Машка, обратно домой поедем. Аха, говорю, поеду, я еще жить хочу. Пешком обратно…Что у тебя за письмо?
МАРИНА (улыбается). Это уведомление. Ну вот, Маша, можешь меня поздравить, я теперь тоже студентка, как и ты.
МАША. Аха?!
МАРИНА. Отправила документы по почте, в сельхозакадемию, в Пермь. Вот, пришло уведомление, что я… (читает) «…зачислена на первый курс факультета экономики, финансов и коммерции».
МАША. Ниче ты, Марья, резко! Не как мы — сначала в училище. Сразу в академию… Молодец! Вот Колька-то обрадуется! Ха-ха! И надо было после школы целый год терять, дома сидеть? На ферме коровам хвосты крутить? Сейчас бы уже на втором курсе была.
МАРИНА. Маш, но ведь ты знаешь, маме тяжело было бы меня учить, а тут я целый год зарплату откладывала…
Под окном слышен гул работающего мотоцикла, плеск воды. Потом кто-то начинает кричать: «Маринка!!! Тетя Лида! Кто дома?»
Марина и Маша кидаются к окну. Некоторое время спустя в дом заходят Колька и Ларио, на них насквозь сырая одежда. На Кольке тельняшка, в руках он держит выжатые штаны, с одежды Ларио стекает вода.
КОЛЬКА (дрожит). Мы-ы… Едва не утонули. Слетели с мосточка. Воронко мой слетел и мы вместе с ним, вот… (Скрипит зубами.) Бр-р! Конец августа, а вода ледяная. Мы у вас погреемся малость, б-рр…
ЛАРИО. Здравствуйте, извините, пожалуйста, за вторжение…
КОЛЬКА (размахивая руками и перебивая). Маринка, он из Финляндии к нам приехал! У него в нашей деревне раньше жил кто-то — родня!
МАША. Из Финляндии? Какая у него родня тут может быть?
КОЛЬКА. На такси приехал, из Перми. Я в район ездил, зуб дергать, болел, зараза! (Открывает рот, показывает пальцем.) Хирург с челюстью вместе чуть не вывернул!
МАРИНА (машет перед собой рукой). С утра заправился, вижу…
КОЛЬКА. Ты чего, Маринок? Это мне врач ватку со спиртом в рот запихал, рану обработал!
МАША. Аха! Ватку, блин…
КОЛЬКА. Так вот, лечу я на своем Воронке обратно домой, смотрю — иномарка на повороте стоит. Нам до Лосьвы надо, мол. Да тут, говорю, вам не заехать. На такой машине только по асфальту гонять, посадка низенькая, на первую же кочку пузом сядет. Садись, говорю, Воронко мой — вездеход, пулей домчит. (Хнычет.) Так ведь, Маринок, с мостка слетели в воду! Чтоб твою…
МАША. Алкаш, блин! Придурок! Угробил бы человека. Да Воронко твой старше твоей бабки Феклы... В металлолом давно пора…
КОЛЬКА. Ты чего? Зверь машина. Трактор надо будет поискать — вытащить. Поди, отремонтирую…
ЛАРИО (достает из сумки бумаги, документы). О-о-о! Вот здесь документы, что с ними стало... Мой паспорт… как же я теперь?
МАША (помогает ему раскладывать на подоконнике бумаги). А вы вот сюда, на солнышке разложите, высохнут.
МАРИНА. Ну все, хватит…
ЛАРИО. Я не понимаю, что вы говорите, можно по-русски?
МАРИНА. Так, ну-ка раздевайтесь оба. Наследили тут, идите в комнату, проходите… (Ларио и Колька уходят в другую комнату, за перегородку.) У нас мужиков дома нет, и одежды мужской тоже. Там висит махровый халат, может, еще что-то найдете на вешалке. Я пойду поставлю чайник. (Выходит.)
Из комнаты выходят Ларио и Колька. Колька в махровом халате, Ларио кутается в женскую шерстяную кофту. Садятся рядышком на диван. Ларио вскакивает с места, бежит обратно в комнату, выносит свои брюки и достает из кармана сотовый телефон.
ЛАРИО. Что же делать? Мой телефон, он испорчен… там же все контакты, понимаете?
КОЛЬКА. Да ты не переживай, парень. У меня Nokia старый валяется дома, я тебе подарю, себе новый купил, за тысячу, крутой…
МАША. Урод ты! Не позорься перед людьми со своим драным телефоном.
КОЛЬКА (Ларио). Слушай, я забыл, как тебя зовут? Совсем из головы выбило, как в воду улетели…
ЛАРИО. Ларио.
КОЛЬКА. Ла-рио. Ну и имя…
ЛАРИО. Что вы сказали?
КОЛЬКА. Ларио… Ты у нас Ленчик будешь! Я, говорю, буду тебя Ленчиком звать, по-нашему, идет?
ЛАРИО. Кто идет?
КОЛЬКА. Да никто не идет.
ЛАРИО (подходит к окну). Мой паспорт…
Входит Марина, ставит на стол чайник и чашки, разливает чай.
МАРИНА. Вот, давайте-ка чайку горячего. Маш, ты тоже садись. Или тебе надо почту разносить?
МАША. Ой, не откажусь, с утра на ногах. А почту, ну что ее… десять домов-то обойти. Успею еще… (Наливает себе чай.)
МАРИНА. Пейте, согреться вам надо.
МАША (смеется). А вам идет такой прикид. «Джентльмены удачи», блин…
КОЛЬКА (хнычет). Эх, Воронко мой, друг буланый… Повезло улететь в место, где не так глубоко… Ленчик меня вытащил… А вообще, он испугался…
МАРИНА. А ты нет?
КОЛЬКА. Я? Я нет.
МАША. Аха! То-то трясет тебя до сих пор.
КОЛЬКА. Да замерз я, вода холодная…
МАРИНА (собирает сырую одежду). Пойду развешу на заборе, сегодня солнечно, подсушит хотя бы немножко. (Выходит.)
КОЛЬКА. Эх, согреться бы чем покрепче.
МАША. А не заплохеет?!
ЛАРИО. Что вы сказали?
КОЛЬКА. Да, говорю, для сугреву бы жахнуть! Сто грамм бы.
ЛАРИО. О-о-о! Да-да… как же мне позвонить домой…
Заходит Лидия.
ЛИДИЯ (смотрит на Кольку и Ларио). Это что? Что вы здесь делаете?
КОЛЬКА (встает). Теть Лид, мы греемся, мы… Это вот Ленчик, он из Финляндии приехал…
ЛИДИЯ. Из Финляндии? Может, еще из Америки? (Входит Марина.) Докатились, тут уже мужики без штанов ходят.
МАРИНА. Мам, да они в воду свалились с моста, на Колькином мотоцикле улетели.
ЛИДИЯ. Вон оно что. Меньше надо было водку трескать. (Кольке.) Ты что, сегодня не работаешь?
КОЛЬКА. Да, теть Лид, я отгул взял. Зуб ездил дергать и Ленчика вот подобрал… чуть не убились…
ЛИДИЯ. Собутыльник твой? С собой приволок?
ЛАРИО. Пожалуйста, я не очень понимаю, можно по-русски…
КОЛЬКА. Да она про тебя спрашивает…
ЛАРИО. О-о-о! Я очень извиняюсь. Я финский гражданин Ларио Лукисло. Я приехал в Вологду на научную конференцию по обмену опытом. Мой отец и я — фермеры. Понимаете, полгода назад умер мой дед, Томаш Кари. Я всегда знал, что он родом из России и его настоящее имя Тимофей Трошев.
КОЛЬКА. Во! Я ведь сказал, родственников он ищет… Ленчик, найдем! О! У бабки моей спросим, она у меня все знает.
ЛАРИО. Но мои документы…
МАРИНА. Да высохнут, я думаю, ничего им не станет, не очень сильно намокли.
ЛАРИО. О-о-о! Вы думаете? Спасибо.
КОЛЬКА. За телефон свой переживает. (Ларио.) Да у нас тут не дозвониться, сигнал слабый, надо на дерево залезть или подбросить.
ЛАРИО. Подбросить? Как это?
КОЛЬКА. Набираешь эсэмэску, нажимаешь «отправить» и подбрасываешь. Эсэмэска уходит по адресу, понял? А если на дерево залезть, позвонить можно.
ЛАРИО. Очень занимательно. А Интернет у вас есть?
МАРИНА. Интернет есть в районном центре, в читальном зале библиотеки или через телефон, там связь хорошая.
ЛИДИЯ. Трошев… Вроде я от отца слышала… (Уходит в комнату.)
Входит Фекла, опираясь на палку.
ФЕКЛА (замахивается палкой на Кольку.) Алкоголик! Я его ищу, а он тут раздетый бегает! Ты почему в магазине без спросу в долг залез, а? Катька-продавщица говорит, два раза пиво брал и еще не расплатился! У меня, мол, ревизия на днях, плати за внука! (Колька убегает в другую комнату и выглядывает из-за занавески. Фекла, тяжело дыша, садится на стул.) А Катька-то такая же дура, запишет в тетрадку свою, а мне расплачивайся…
КОЛЬКА. Да я сам зарабатываю…
ФЕКЛА. Как же… Всю зиму диван давил!.. Вырастила дармоеда… (Ларио.) Мучаюсь только с ним — Валька, дочь моя, родила мирона да и оставила мне! Сама замуж вышла, в Кудымкаре, еще пятерых народила.
ЛАРИО. Я не понимаю…
ФЕКЛА (Кольке). Езжай к матери, пусть она с тобой мучается, с алкашом…
КОЛЬКА. Мне и здесь неплохо…
ФЕКЛА (Маше). Маша, дитятко, пенсию привезла?
МАША. Привезла, баба Фекла, пойдем к нам, пусть мать сама выдает, я не хочу с деньгами связываться, ответственность все же.
ФЕКЛА. Я уж была у вас, пойдем. (Разглядывает Ларио.) Гость у Лидии, что ли?
ЛИДИЯ (выходит). Да вот, Фекла, приехал издалека, говорит, из Финляндии. С Колькой твоим с моста слетели… Мотоцикл утопили.
ФЕКЛА. Ой, давно надо было! Не будет теперь гонять… Старик мой сколько нервов моих съел, все ремонтировал, деньги тратил, теперь вот этот, дармоед!
КОЛЬКА (из-за занавески). Но-но! Сама же вечно просишь то за ягодами, то за вениками в лес отвезти! Пешком теперь будешь ходить…
ФЕКЛА. У-у! Кровопивец!
КОЛЬКА. Я его вытащу и отремонтирую.
ЛИДИЯ. Фекла, он про Трошевых спрашивает. Ты, поди, знаешь?
ЛАРИО. Да-да, Трошев Тимофей, мой дед! Только можно по-русски, я не понимаю.
МАША. Да у нас полдеревни Трошевы были…
Фекла вдруг хватается за сердце, роняет палку и садится на лавку. Затем встает обратно, походит к Ларио и долго смотрит ему в лицо.
ФЕКЛА. Трошев, говоришь? Тимофей?
ЛАРИО. Да, это мой дед, он умер полгода назад в Финляндии, в Суоми. Ему было 84 года.
ФЕКЛА (обнимает Ларио и плачет). Дитятко! Малинка моя! Маму мою звали Трошева Аксинья, она ведь родной сестрой деду твоему была. Ой-ой… Раскулачили их, отняли все. Так они по реке-то сплавились, ни слуху ни духу больше... Мама-то моя ревела всю жизнь, когда вспоминала. (Гладит по голове Ларио.) Так ты племянник или внучок мне будешь, не разберу что-то… (Кричит.) Колька! Колька, тварь бестолковая!!! Иди сюда! Родня он нам будет!
КОЛЬКА (выбегает из-за занавески, обнимает Ларио). Ленчик! Брательник!
ФЕКЛА (Лидии). Мать рассказывала, что они в вашем доме жили. Не смела она про это говорить… Я дочь кулака, мол, посадят еще…
ЛИДИЯ. И что теперь? Мало ли что было когда-то… Сколько воды с тех пор утекло? Деду моему еще до войны колхоз выделил дом этот… (Стоит, задумавшись, затем быстро достает из шкафа бумаги, находит нужную среди них и тычет туда пальцем.) Вот! Документ! Свидетельство! Наш дом, и никому я его не отдам. Мне от отца осталось, наследство! Поняли?
МАРИНА. Мам, ты что? Они ведь…
ЛИДИЯ. Тихо ты! Понаедут тут всякие.
ФЕКЛА. Да что ты орешь, Лидия? Нужен нам твой дом сто лет, у нас и свой неплох. Пойдем домой, дети. (Ларио.) Пойдем, говорю, домой, хозяйка ругается. Колька, сейчас пенсию получу, тебе отдам. К Катьке в магазин беги, долг отдай и чего-нибудь поесть купи, гостя надо угощать.
КОЛЬКА. Баб, я пулей! Покрепче что тоже взять?
ФЕКЛА. Не надо, есть у меня, запас…
КОЛЬКА. Так есть, я знаю…
ФЕКЛА. А ты откуда знаешь? Может, там испарилось уже?
КОЛЬКА. А я откуда знаю… Пошли, Ленчик, домой.
ЛИДИЯ (Кольке). Куда ты? Халат мой оставь, ну-ка…
Колька скидывает халат и выбегает, Ларио пытается снять кофту.
МАРИНА (останавливает его). Нет-нет… оставьте, потом… Брюки ваши на заборе висят, у вас хотя бы верх будет сухой.
ЛАРИО. Спасибо вам, вы очень добры, Марина. (Собирает документы в сумку, Марина помогает ему.)
КОЛЬКА (просовывает голову в дверь). Теть Лид! Вот не понимаешь ты, коми-пермяки и финны, они, между прочим, родственники, во! (Хватает Ларио за руку и тянет на улицу.) Пойдем, Ленчик, на нас здесь наезжают…
Фекла и Маша выходят следом.
ЛИДИЯ. Ой, ну что ж это такое, а?! Что за жизнь у меня? Все одна, одна все тяну. Сейчас еще и дом, поди, отнимут…
МАРИНА. Мам, какая муха тебя укусила?
ЛИДИЯ (садится). Ой... надо же… из Финляндии приехал. Вот зачем?
МАРИНА. Мама, тебе отдохнуть надо. (Поднимает с пола бумажку, к ней привязан шнурок.) Смотри, бейджик уронил гость-то. (Читает.) «Международная научно-практическая конференция по совершенствованию айширской породы молочного скота в России и за рубежом. Вологодская область».
Картина 2
Берег реки. Догорает костер. Ларио сидит и смотрит на огонь. Появляется Маша, на ней коротенькое платье и туфли на каблуках.
МАША (снимает туфли). Где мы живем! Нельзя прилично человеку одеться, только в калошах, а лучше — в лаптях ходить. Здравствуйте, Ларио!
ЛАРИО. Здравствуйте, Маша.
МАША. Вот, говорю, даже на каблуках не пройтись — впиваются в землю. Как вы после вчерашнего купания? (Садится рядом.)
ЛАРИО (смотрит на огонь). Спасибо, все хорошо, документы высохли, только вот остался без телефона.
МАША. Вас, наверное, поражает такая дикость вокруг. Конечно, нам тут еще далеко до этой… как ее там… цивилизации.
ЛАРИО. Нет-нет, что вы. Коми-пермяки, во всяком случае здесь, оказались очень милыми и непосредственными людьми. Как это? Поговорка русская, когда «нет камня за пазухой». И к тому же оказалось, что я тоже коми-пермяк… (Смеется.) И даже выучил «нянь», «пань» и «пуксьы да ваксьы».
МАША (тоже смеется). Да, три дня поживете, и будете на коми только так болтать. А вы к нам надолго?
ЛАРИО. О-о-о! Маша, кстати, как мне можно заказать такси до Перми? Завтра вечером я улетаю в Санкт-Петербург. Мне надо успеть подписать важный договор.
МАША. Понятно… В районе можно взять такси до Перми, я могу вас завтра проводить.
ЛАРИО. Спасибо.
МАША. Скажите, а вы фермер?
ЛАРИО. Да, вернее, мой отец, у него две фермы небольшие и еще…
Появляется Марина. Она несет ведро с бельем.
МАША. Ой, Марин, ты чего? Темнеет уж… Кто ночью-то стирает?
МАРИНА. Да, припозднилась, но я быстренько.
ЛАРИО (встает). Здравствуйте, Марина. Вот, возьмите. (Достает из сумки и протягивает кофту.) Вы меня спасли, не дали замерзнуть.
МАРИНА (ставит ведро). Здравствуйте. А вы, я вижу, не скучаете?
ЛАРИО. Да, мы с Николаем решили, как это… ловить рыбу, порыбачить! Однако у меня не клюет. (Показывает удочку.) Зато я прогулялся по окрестностям, у вас тут божественно красиво…
МАРИНА. Да, нам повезло.
ЛАРИО. Я не в первый раз в России, у меня здесь есть друзья, у вас удивительная страна. Современные города-мегаполисы, но стоит уехать в деревню, и кажется, что время там остановилось. У вас здесь я чувствую себя, как в музее. Вы, Марина, как я понимаю, идете полоскать белье в реке? Я такое только в кино видел…
МАША. А я вам еще такие места покажу, зашибись! Сейчас можно на дискотеку сгонять, до района.
ЛАРИО. Спасибо, но я хотел бы посидеть здесь. Река просто завораживает, ощущение, что она живая…
Марина берет ведро.
ЛАРИО. Марина, подождите. Вы можете уделить мне пару минут?
МАРИНА (останавливается). Да…
ЛАРИО. Вчера Фекла Игнатьевна рассказывала о моих родственниках, которых я не знал. Вы живете в доме, где когда-то жили они. Можно я к вам зайду еще раз, совсем ненадолго? Просто ваша мама вчера очень расстроилась.
МАРИНА. Да, конечно. Вы простите маму, она погорячилась. Кстати, вы хорошо говорите по-русски.
ЛАРИО. О-о-о! Изучал в коллеже как второй иностранный, это у нас не проблема. Мне было легче — дед с детства говорил со мной по-русски. Он рассказывал, что его отец просил запомнить два слова: Кудымкар и Лосьва. Я нашел все через Интернет, и вот я здесь.
МАРИНА. А как ваш дед оказался в Финляндии?
ЛАРИО. Я знаю не много. Только то, что, когда ему было тринадцать лет, в сорок третьем, немцы угнали его в Германию, но ему каким-то чудом удалось бежать, и он приплыл на грузовом корабле в Финляндию. Это все, что я знаю.
МАРИНА. А моего прадеда убили на войне…
МАША. И моего…
Все сидят молча. Смотрят на воду.
ЛАРИО. Мне кажется, это закон природы: если мы все не будем помнить, перестанем чувствовать боль и горе, что несет война, она неизбежно начнется снова…
МАРИНА. Да.
МАША (встает). Ой, блин, но и скучно с вами, какие-то вы груженые.
МАРИНА. Да-да, я тут со старухами целую зиму прожила — и точно как они стала разговаривать…
МАША. Во-во.
ЛАРИО. Война — это страшно, но, как дед говорил, не бывает худа без добра. Не случись всего этого, я бы не родился на свет и не разговаривал бы сейчас с вами, Марина…
МАША. Ларио, а у вас есть девушка?
ЛАРИО. Девушка? Да… Кэт, мы давно вместе… Она любит шумные компании, а я, наоборот, люблю природу, люблю ловить рыбу с отцом. (Оглядывается.) У меня ощущение, как будто я здесь уже был когда-то и слышал, как шумит эта река…
МАША. А от нас все уезжают. Скучно здесь, особенно зимой.
ЛАРИО. О-о-о! Вы знаете, у нас в Финляндии тоже есть эта проблема — молодые уезжают в город, и многих деревень уже просто нет, но все же в Финляндии каждый кусок земли на вес золота, а в России очень много неосвоенной земли — бесконечные просторы. Вот вчера мне Николай показывал стадо коров. Животные не в лучшем состоянии.
МАША (тихо). Ну все-о-о. Еще только про коров не говорили, блин.
ЛАРИО. Мой отец закупил коров айширской породы, они очень выносливы и чувствуют себя отлично при любом климате.
МАРИНА. У нас же почти никто не решается заводить свое хозяйство, хотя это сейчас приветствуется, ведь работать надо. Легче купить какой-то товар и перепродавать его, сидя на стульчике, за прилавком.
ЛАРИО. А вы бы могли, я чувствую, вы совсем не ленивая.
МАРИНА. А я без отца росла, много приходилось помогать маме.
МАША. То про войну, то про коров… Уши вянут…
ЛАРИО. Давайте я вам помогу, девушке нельзя таскать тяжести. (Забирает ведро у Марины, и они уходят вместе).
МАША (вслед). Ларио! Ну, тогда я вас завтра провожу до такси! Полоскать она пошла, на ночь глядя… Ну-ну, посмотрим еще.
Приходит Колька, он несет удочку и котелок с рыбой.
КОЛЬКА. А где Ларио? Хотели же уху варить.
МАША. Нужна ему твоя уха… Он покрупней рыбу поймал. Пошел то ли полоскать, то ли полоскаться с ней...
Колька садится к костру, подкидывает сухие ветки.
МАША. Что? Сам виноват, иностранец уводит из-под носа девку, а ты сопли развесил. Мужик ты или кто, блин?
КОЛЬКА. Машка, достала. У меня уже и мыслей никаких нет давно! Вечно болтаешь… Нужен я ей очень, она учиться поедет нынче. А ты Ленчика увидела, глаза сразу на лоб полезли, места себе не находишь!
МАША. Да пошел ты! Ладно! Еще посмотрим… (Уходит.)
КОЛЬКА (смотрит на огонь). Пусть, я-то что? Я ведь не иностранец. Он умный, богатый, наверное, а я что? В одном классе два года сидел. Все куда-то уезжают. Я бы тоже, пожалуй, уехал, но не получается… Пробовал ведь… Я только дома могу жить. У матери в Кудымкаре денек поживу и все — как будто душит кто, задыхаться начинаю. Домой приеду — надышаться не могу. Еще бы Маринка… (Тихонько напевает что-то.)
Картина 3
В доме. Лидия хлопочет по хозяйству. Входит Маша.
МАША. Здорово, теть Лид.
ЛИДИЯ. Заходи, Маш.
МАША. Марина дома?
ЛИДИЯ. На речку пошла белье сполоснуть, долго уж…
МАША. Теть Лид, да я знаю… я…
ЛИДИЯ. Что?
МАША. Я хотела сказать… Предупредить, в общем, хотела.
ЛИДИЯ. Что случилось? С Мариной что-то?
МАША. Да нет! Это… Они там с Ларио, на берегу, вдвоем.
ЛИДИЯ. И что?
МАША. Я разговаривала сейчас с Ларио… Он все пытал меня насчет дома вашего… Я, мол, тоже наследник, и все такое… Надо, мол, это дело провернуть! Так и сказанул…
ЛИДИЯ. О господи! Я сразу же поняла…
МАША. Я думаю, он поэтому и липнет к Маринке… У него, сам сказал, дома жена есть, зовут Кэт. Зачем ему Маринка сдалась? Дом ему нужен!
ЛИДИЯ. Да как же это?
МАША. Только, теть Лид, не говори Марине, что я приходила. Я предостеречь хотела, чтоб беды не случилось.
ЛИДИЯ. Спасибо, Маша. Батюшки, что ж это получается? А? Маринка — дура дурой.
МАША. Ну, я пойду, чтоб не столкнуться с ними…
ЛИДИЯ. Говоришь, на берегу они?
МАША. Там. Пойду я... (Уходит.)
Лидия кутается в шаль, подходит и садится у окна.
Картина 4
Ларио и Марина сидят перед погасшим костром, укутавшись в одну кофту.
МАРИНА. Мне пора домой, мама точно всю ночь не спала. Скоро рассвет…
ЛАРИО. Да, небо красное-красное.
МАРИНА. Красное… Красиво… Как же мы теперь?
ЛАРИО. Как? (Смеется.) Наступит новый день, и мы будем жить…
МАРИНА. Мы?
ЛАРИО. Мы.
МАРИНА. Ты уедешь сегодня?
ЛАРИО. Да, но это не имеет значения. У меня срочные дела в Санкт-Петербурге… Я устрою все очень быстро…
Появляется Лидия, она кутается в шаль.
ЛИДИЯ. Ну что, прополоскала белье? Всю ночь старалась?
МАРИНА. Мама, ты почему не спишь?
ЛИДИЯ. Ты бы хоть мать пожалела. Совесть есть? Ночами шастать!
МАРИНА. Мама, мы костер жгли с Ларио и с Колькой, уху варили…
ЛИДИЯ. Уху?!
МАРИНА. Мама! Да что ж это такое? Я не ребенок давно!
ЛИДИЯ. Дура ты! Иностранец приехал какой-то, сама к нему бежишь!
МАРИНА. Ты не понимаешь… Он…
ЛАРИО. Простите, я хотел…
ЛИДИЯ. А тебя никто не спрашивает!
МАРИНА. Мама!
ЛИДИЯ. Что «мама»?! Он тебе лапшу на уши вешает! Ты света белого не видала, жила под маминым крылышком. Зачем он притащился? Дом ему наш нужен!
МАРИНА. Не смеши людей… Кому он нужен, развалится скоро!
ЛАРИО. Я не понимаю, Марина, что случилось?
ЛИДИЯ. Ничего не случилось. Езжайте подобру-поздорову в свою Финляндию, нечего тут…
МАРИНА. Ларио, пойдем, моя мама сошла с ума.
ЛИДИЯ. Я тебе покажу «сошла с ума»!!! (Бьет Марину шалью.) Домой пошла!
Марина прячется за Ларио. Лидия без сил садится на землю.
МАРИНА. Мама, тебе плохо? Пойдем домой. (Поднимает ее.)
ЛАРИО. Я помогу.
МАРИНА. Не надо, Ларио, иди пока, потом… уходи. Пожалуйста, я прошу!
Ларио уходит.
ЛИДИЯ (утирает слезы). Не жизнь, а наказание одно. Мать моя одна нас растила, я одна тебя подняла… В нашем доме мужики не задерживались надолго… Деда на войне убили, отца болезнь согнула по молодости, брат, купаясь, утонул, а твоего беспутного папаши, поди, и в живых уж нет… Как будто кто-то проклял нас! Господи!
МАРИНА (гладит ее по спине). Мамочка, ты все не так поняла. Он просто приехал посмотреть, где дедушка его родился, родственников навестить.
ЛИДИЯ (встает). Знаешь, что? Выбирай — я или он.
МАРИНА. Мам, ты знаешь, что я тебя никогда не оставлю. Пойдем, а то снова плохо будет. (Обнимает ее и уводит.)
Появляются Ларио и Колька.
ЛАРИО. Никого уже…
Появляется Маша.
МАША. Ларио, здравствуйте. Вот, как и обещала, пришла вас проводить.
ЛАРИО. Маша, я очень прошу, мне надо поговорить с Мариной перед отъездом. Вы можете ее позвать на одну минуту?
МАША. Я не знаю…
КОЛЬКА. Я сбегаю… (Убегает.)
МАША. А как же ваша Кэт?
ЛАРИО. Я не знаю… Я не хочу об этом сейчас…
МАША. Надо поторопиться, мы опоздаем на утренний рейс.
ЛАРИО. Если бы не дела! Но я не могу подвести отца...
МАША (протягивает пакет). Вот, возьмите. Мама испекла пирожков, я собрала вам на дорожку, горячие еще.
ЛАРИО (рассеянно). Что? Пирожки? Спасибо.
МАША. А я никогда не была за границей и вообще нигде. В Москву только ездили с классом, на экскурсию.
ЛАРИО. А вы, приезжайте к нам, в Финляндию, мы будем рады…
МАША. Да? А когда?
Приходят Марина и Колька.
ЛАРИО. Марина!
КОЛЬКА. Машка, пошли отсюда.
МАША. Он точно не успеет на автобус и на самолет опоздает.
КОЛЬКА (уводит ее). Успеет…
МАРИНА. Уже? Все?
ЛАРИО. Марина, я говорил, у меня дела. Я не могу подвести людей. Я приеду очень скоро, или ты… решим потом.
МАРИНА. Мама… она…
ЛАРИО. Мама все поймет.
МАРИНА. Как же я без тебя теперь?
ЛАРИО. Ты не без меня… ты со мной... (Целует ее.)
МАРИНА. С тобой…
Появляется Фекла, в руках у нее пакет.
ФЕКЛА. Ой, задохнулась, бежала со всех ног… карга старая! Успела. Ларио, дитятко, пироги-то позабыл! Тебе напекла, горячие еще. (Плачет, обнимает Ларио.) Помру, не увижу тебя больше, наверное-е!
ЛАРИО. Ну все, мне пора. Я очень скоро приеду. (Марине.) Я позвоню. (Кричит.) Николай! Маша! (Убегает.)
Марина и Фекла смотрят ему вслед. Марина всхлипывает, Фекла обнимает ее.
ФЕКЛА. Ну-ну… Не плачь. Тебе-то чего плакать.
Картина 5
В том же доме, год спустя. Лидия сидит, перебирает ягоды. Заходит Маша.
МАША. Здравствуй, теть Лид.
ЛИДИЯ. Здравствуй, Маша. На каникулы приехала?
МАША. Да почему на каникулы? Все, теть Лид, отучилась, у меня уже диплом. В колледже ведь два года — и ты повар-кондитер! Я уж и работу в городе нашла.
ЛИДИЯ. Тоже сбегаешь из деревни?
МАША. А где работать дома? До районной столовой пешком каждый день чапать? Больно надо… А Маринка где?
ЛИДИЯ. Да где-то у реки, гуляет.
МАША. А сессию успела сдать?
ЛИДИЯ. Да, а сейчас академический отпуск взяла. Ох…
МАША. Теть Лид, да радоваться надо!
ЛИДИЯ. Да радуюсь я.
МАША. А Ларио что?
ЛИДИЯ. Да разве вас поймешь, молодых. Один там, другая здесь. Вон, Интернет сделали нам, так они по компьютеру разговаривают. Я уж и спрашивать боюсь, Маринка в последнее время все слезу тайком смахивает что-то…
МАША. Теть Лид, я хотела сказать…
ЛИДИЯ. Что?
МАША. Прости меня. Обидно мне стало тогда, что Ларио на Маринку запал, наговорила на него... Самой противно до сих пор.
ЛИДИЯ. Маша…
МАША (сдерживая слезы). А что? Вот почему я такая несчастная, а? Никому не нужна на этом свете. Кто-то в Финляндию поедет жить, а я должна деревню караулить!
ЛИДИЯ. Как я поняла, никто ни в какую Финляндию не поедет…
МАША. Да?!
ЛИДИЯ. Ну, если так складывается, что ж поделаешь. Деревня, какая бы ни была, но все же наш дом, родной. Ну-ка, помоги мне вынести на улицу. (Передает кастрюлю с ягодами.) Я там, на печке, в огороде, варенье варить буду. Нынче смородина уродилась…
Они выходят. Входит Марина с ребенком на руках, садится на лавку.
МАРИНА. Ну что, Тимка, спишь? Все плачешь и плачешь — чего тебе не хватает? Папа наш приедет скоро, и мы будем вместе навсегда. Будем жить в большом-пребольшом доме. Там места тебе носиться-то будет… (Вдруг плачет.) Малинка ты моя, роднее тебя никого нет… Нам и вдвоем неплохо. Никто не нужен.
Входит Ларио. Он садится на чемодан и смотрит, как Марина укачивает ребенка.
МАРИНА (поет)
Летит голубь, летит сизый,
Летит по задворкам,
Во-то люли, во-то люли
Летит по задворкам…
Занавес.
